Беглецы и бродяги - Страница 1

К оглавлению

1

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Моей бабушке Рут Таллент

1920-2002

Предисловие. Края распускаются в бахрому

– У каждого, кто живет в Портленде, есть три жизни как минимум, – говорит Катерина Данн, автор «Полоумной любви». Она говорит: – У каждого по меньшей мере три разные личности.

Она сидит на окне, на четвертом этаже, в своей квартире в северо-западном Портленде, скручивает папироски и курит. Ее длинные светлые волосы, расчесанные на прямой пробор, собраны в хвост. Очки в черной оправе. Батареи тихонько постукивают, внизу на Глисен-стрит воют сирены.

– Скажем, кассир в бакалейном отделе, археолог и байкер, – продолжает она. – Или поэт, трансвестит и продавец в книжном.

Она скручивает еще одну папироску и говорит:

– Тут все очень хитро, потому что богатые хорошо маскируются. И никак не поймешь: может быть, этот неряшливый дядечка за прилавком на самом деле какой-нибудь богатей, который может купить магазин целиком, прожевать и выплюнуть. Она курит и говорит:

– А милые, вежливые старушки с Вест-Хиллс – с их аккуратными кофточками и перламутровыми украшениями, – они все яростные сторонницы смертной казни.

В окне у нее за спиной – зеленые холмы. На стенах – картины и книжные полки. Все стены выкрашены в насыщенные переливчатые цвета: зеленый и темно-красный. В вазе на столе в гостиной – желтые фрезии. В кухне над раковиной – фотография в рамке: Тресси, Катеринина бабка по маминой линии, которая в возрасте восемнадцати лет самостоятельно ломанулась на запад и проехала по железной дороге через обе Дакоты, подвязавшись стряпухой в поезде, чтобы отработать проезд.

У Катерины есть своя теория: все, кто хочет начать новую жизнь, едут на запад, через всю Америку к Тихому океану. А из всех западных городов жизнь дешевле всего в Портленде. То есть мы, портлендцы, – самые тронутые из всех тронутых. Неудачники из неудачников.

– Все, кто с большим прибабахом, тут и оседают, – говорит она. – Все мы здесь – беглецы и бродяги.

В 1989 году у Катерины вышел роман «Полоумная любовь», сразу же ставший бестселлером. Место действия – Портленд. Эта книга – в ней рассказывается о семье нищих отверженных циркачей, которые специально рожают неполноценных детей-уродов, потому что публика любит смотреть на уродцев и готова за это платить, – пожалуй, самый известный роман из всех, где действие происходит в Портленде. Катерина хотела, чтобы действие «Полоумной любви» разворачивалось в таком месте, которое не вызовет у читателя никаких ассоциаций.

– В молодости, когда я жила в Париже, – говорит она, – я ходила по городу и видела город как его видят импрессионисты. Только так и никак иначе. Я видела город глазами импрессионистов и поэтому не могла воспринимать его по-другому.

Вот как родилась идея «Полоумной любви»: однажды семилетний сын Катерины, Бен, не захотел пойти с ней в Сад роз, и Катерина пошла одна.

– Я бродила среди гибридных цветов, и вдруг мне подумалось: «В природе так не бывает, а жалко – я бы тогда сконструировала себе очень послушного сына».

Она ходила в бассейн при Учебном центре городской общины, плавала и сочиняла историю для своей книги. Она много лет проработала в городской газете, вела еженедельную колонку «Кусочек из жизни» – про всякие странные, с сумасшедшинкой, случаи в Портленде.

Она говорит, что у Портленда теперь появилась своя индивидуальность.

– Теперь, когда кто-нибудь говорит «Портленд», или «Сиэтл», или «Валла-Валла», люди уже не таращат на него пустые глаза.

Сейчас Катерина Данн работает над новой книгой. У нее вышло переиздание «Полоумной любви» – для нового поколения восторженных почитателей. Но она все равно не собирается уезжать.

– Во-первых, я не умею водить машину, – говорит она. – И потом, я обожаю бродить по улицам. Тут на каждом углу поджидает история. – Она выдыхает дым в окно над Глисен-стрит. – Вот, – говорит она, – куда ни посмотришь, везде – история твоей жизни.


И Катерина права. Истории поджидают на каждом углу. И на каждом холме.

В1980 году, ровно через шесть дней после школьного выпускного, я приехал в Портленд и поселился в квартире в Берлингейм-Вью, на крутом склоне холма, густо заросшего ежевикой, над супермаркетом «Фред Мейер» на бульваре Барбур (ЮЗ).

Мы снимаем квартиру втроем: я и еще двое парней. Они оба работают в ресторане, так что у нас вся кладовка забита коробками с краденой едой. Несколько ящиков шампанского. Трехгаллонные банки с улитками в оливковом масле. Травку и прочие радости жизни мы покупаем у знакомого поставщика, который живет на Киллингсворт-стрит (СВ) и работает гончаром – сидит у себя в подвале, укуренный вусмерть, и ваяет кофейные кружки, по пятьдесят кружек в день. Подвал заставлен решетчатыми противнями с сотнями совершенно одинаковых кружек, которые дожидаются своего часа, когда их обожгут в печи. Ему лет двадцать пять, двадцать шесть. Уже совсем старый.

Днем я работаю курьером в газете «Орегонец», развожу гранки рекламных объявлений. По вечерам мою посуду в ресторане морепродуктов «Jonah's». Ребята, мои соседи, приходят домой, и мы кидаемся друг в друга едой. Скажем, кусками вишневого пирога, большими липкими красными кусками. Нам по восемнадцать лет. Мы уже совершеннолетние. То есть взрослые – по закону. Каждый вечер мы курим травку и пьем шампанское, разогреваем улиток в микроволновке. Прожигаем жизнь.

В какой-то момент совершаю ритуальное жертвоприношение: выкидываю свои миндалины, которые мне вырезали в детстве, – я потом нашел их у себя, в банке с формальдегидом, с биркой больницы Лурдской Богоматери. Загадываю желание и широким жестом бросаю банку с балкона, в кусты ежевики, что покрывают весь склон.

1